— Отравления? Какого отравления? — Энтони слегка похлопал Джейн по щекам, возвращая ее на землю. Он поднял ее, усадил на кровать, сам сел рядом с ней и притянул ее к своей груди. Нежно обнимая и поглаживая спину, он прошептал ей на ухо: — О чем ты говоришь, Джейн, дорогая? Прошу тебя, расскажи мне все, ничего не утаивая. Расскажи!
Джейн сдалась. Она медленно и безучастно, как будто находилась в состоянии гипноза, воспроизвела все подробности того далекого дня. Потом она умолкла. Энтони не прерывал затянувшегося молчания.
— Мне было стыдно, я хотела искупить свою вину, я не могла бы жить с тобой во лжи, — произнесла Джейн через некоторое время, и ее голова беспомощно упала на его грудь.
Энтони встал с кровати, скрестил руки на груди и начал вышагивать из угла в угол. Исповедь Джейн не укладывалась у него в голове. В его душе не было ни капли ненависти или презрения, только одно непонимание. Бедная, бедная девочка, она терзалась и мучилась, хотела искупить свою вину, а он даже и не подозревал об этом!
Вдруг он резко остановился. Новая мысль молний поразила его рассудок. Ему вспомнилась Джейн, входящая в его номер, во время их короткого, но прекрасного путешествия вдвоем.
— Ты отдалась мне… принесла жертву, чтобы искупить грех?
Джейн молча следила за Энтони. Он был похож на льва в клетке. Почему-то сейчас она подмечала только смешное, забыв об ужасе рассказанной ею истории. Джейн так долго переживала и хранила в памяти свой, как она считала, ничем не искупаемый грех, что испытывала в настоящее время облегчение, как человек, сбросивший груз неимоверной тяжести с плеч.
Вид мужчины в мятых брюках и измазанной губной помадой рубашке с оторванным рукавом вызвал у Джейн приступ неудержимого смеха. Почему-то ее внимание сосредоточилось именно на этой разорванной рубашке. Неужели это она, в порыве страсти стаскивая одежду с Энтони, оторвала рукав?
Лицо Джейн залилось краской смущения и стало похожим на созревший помидор. Смех, перешедший в странное хихиканье, вывел Энтони из себя.
— Ты все время считаешь своим долгом отдаваться мне?
— Да! — Джейн смело взглянула на него, и в тот же момент все, случившееся с ней за сегодняшний день и прошлую ночь, вдруг навалилось на нее смертельным бременем. У нее не осталось сил ни бороться, ни каяться. Джейн тихо прошептала, едва шевеля губами, как будто даже их малейшее движение было ей не по силам: — Суди меня, как хочешь!
Джейн хотела упасть перед Энтони на колени и объяснить, что она давно уже любит его и была бы счастлива прожить с ним всю жизнь, но ее давний сумасшедший поступок не дает ей права согласиться остаться с ним навсегда. Но, как и всегда, действия Джейн были прямой противоположностью ее мыслям. Она вдруг опрокинулась на спину, заложив руки за голову, отчего грудь ее напряглась и округлилась, затем медленно широко развела поднятые ноги.
Энтони остолбенел. Он даже плотно зажмурился, словно все это привиделось ему в горячечном бреду. Это был вечер парадоксов. Энтони поднял Джейн на руки, абсолютно не сознавая, что делает. Руки его дрожали. Боясь уронить свою ношу, он опустился с ней на кровать.
В результате сих странных манипуляций Джейн оказалась сидящей у него на коленях с разведенными в разные стороны ногами. Стараясь не обращать внимания на реакцию своего тела на более чем дразнящую позу женщины, Энтони строго сказал:
— Я никогда не обвиню тебя, Джейн. Ты была просто чересчур впечатлительной девочкой, и поступок твой не преступление, а детская глупость. Если бы ты мне рассказала тогда, я бы тебя отшлепал, а не… — Он замолчал. — Ты понимаешь, что я хочу сказать… Ведь я фактически тебя изнасиловал тогда… Неудивительно, что ты в конце концов захотела со мной расстаться. И сегодня… ты, превозмогая себя… жертвовала собой.
Джейн с упоением слушала слова Энтони. Они бальзамом ложились на ее истерзанное сердце, но по мере продолжения его речи недоумение брало верх. А на слове «превозмогая» она уже еле сдерживала смех. Опустив взгляд вниз на то место, рядом с которым сидела, и увидев, что оно думает иначе, чем Энтони, Джейн, не отвечая на его горячий монолог, расстегнула молнию и выпустила на волю орудие своего и его удовольствия. Вобрать его в себя оказалось секундным делом, и вот… она уже поднимается и опускается, преодолевая последнее сопротивление Энтони. Через несколько минут оба дошли до сокрушительного, опьяняющего взрыва.
— Зачем ты это сделала? — отрываясь от ее губ, пробормотал Энтони.
— Потому что я люблю тебя, — четко, по слогам, как говорят с человеком, который плохо слышит, проскандировала Джейн. — Я люблю тебя, понимаешь, дурачок!
— Я тоже люблю тебя больше всего на свете. — Энтони стиснул Джейн в своих объятиях, поднял и закружился по комнате, но, не рассчитав пространства в нише, оступился и упал вместе с Джейн на постель.
Воспользовавшись тем, что она оказалась сверху, Джейн сползла с Энтони и села рядом, притянув ноги к груди и обхватив руками колени. Лукаво глядя на него, она спросила строгим тоном учительницы:
— Ты любишь меня больше, чем дыни?
— Какие дыни и при чем здесь какие-то овощи? Я хочу, чтобы ты стала моей женой!
— Нет. — Но, видя, как страдальчески исказилось лицо Энтони, Джейн поспешно прибавила: — Женой твоей я, возможно, и стану, но давай сначала разберемся с дынями!
Энтони счастливо улыбнулся и потянул Джейн к себе.
— Что ты пристала ко мне с дынями? Если хочешь знать, я вообще не люблю их.
Джейн наклонилась и обвела пальцем губы Энтони.